О чем молчат люди, ушедшие из монастыря

О чем молчат люди, ушедшие из монастыря
История Николаса Дзагании

Николас Дзагания, 23 года, организатор клуба "Что?Где?Когда?" среди IT-компаний. В 15 лет Николас решил стать пономарем, а немного позже, уже будучи студентом, он пришел смиряться в монастырь. Какой опыт он получил за полгода жизни в монастыре? Что стало самым большим разочарованием и не утратил ли он веру? И почему сегодня он рассказывает свою историю?

Расскажи, когда начались твои отношения с богом.

Я наполовину грузин, наполовину — украинец, и моя семья очень верующая. Мне кажется, это вообще особенность грузинов, — они очень религиозны. Мой отец перед смертью начал даже строить храм в селе, откуда он родом. Но все же жил я в Украине и к теме веры относился довольно спокойно, пока лет в 15 не поехал в Грузию на каникулы.

Там постоянно случались какие-то истории, так или иначе связанные с церковью. Я стал общаться со священниками и тогда впервые задал себе этот вопрос: "А может быть…?"

А может быть что?

"А может быть, в твоей жизни бог есть?" Я начал признавать, что есть нечто, что касается меня. Потом я вернулся домой в Одессу. И это сейчас я уже понимаю, а в тот момент просто не замечал, но мне постоянно попадалась моя соседка, которая была жутко религиозной. Она настойчиво твердила, что мне нужно молиться. Даже подарила Молитвослов. Я стал читать его (наверное, знаю половину молитв наизусть до сих пор), ходить на службы… Как только я переставал, она откуда-то снова появлялась и напоминала мне, что нужно делать. В общем, я решил пойти еще и в воскресную школу.

Почему 15-летний парень идет в воскресную школу, а не гулять с друзьями? Что тобой двигало?

Ну это был уже какой-то путь. Мне казалось это правильным. И хотелось углубиться в тему, было интересно, а еще любопытно познакомиться со священниками. Кстати, пить и курить я перестал именно в этот период тоже, а начал в 12 лет.

А потом начался пост, и я опять встретил свою соседку, которая убедила меня пойти на службу в храм при монастыре. Там на меня обратил внимание архимандрит, а в конце службы ко мне подошли, подарили большую просфору и предложили стать пономарем. Вообще, я не любил службы, не понимал, зачем люди так долго стоят. А как пономарь ты превращаешься в действующее лицо, и это намного веселее. Первые полтора года я служил пономарем, а во время первого курса решил еще и пожить в монастыре. Фактически я пробыл там весь второй семестр, почти полгода.

Как на твое решение отреагировали друзья? И вообще, зачем тебе, студенту, это было нужно?

А никто не знал. Только лучший друг. Он обалдел и долго-долго смеялся, но принял это. Все, что было нужно, я успел реализовать в первый семестр — тусовки, гулянки. Но в монастырь я решил прийти, потому что хотел смиряться.

Я хотел пожить аскетично. Хоть все оказалось совсем и не так, как я себе представлял.

Что ты имеешь ввиду?

Архимандрит и настоятель монастыря, в котором я жил, очень богатый и влиятельный человек. У него были две машины бизнес-класса, апартаменты, кажется, на семь комнат с потолками в позолоте. Его покои находились в одном корпусе. Какое-то время я был одним из главных его помощников (помимо помощников-пономарей, у него есть водитель, уборщицы, повара), но потом понял, что меня видели в качестве партнера. Когда я осознал, к чему все идет, случился конфликт и меня поселили во второй корпус — братский. Здесь условия были намного хуже.

Если в корпусе, где жил архимандрит, во время поста ели камчатских маринованных крабов, пельмени с тунцом, фрукты из Африки (ему присылали подарки люди из разных стран, для которых он был духовным наставником), то в братском корпусе ели то, что жертвовали местные.

Как выглядела комната, в которой ты жил?

Это была маленькая узкая келья, которую я делил с заведующим кухни. Комната была разделена шторкой: у меня — кровать и стол, и у него — кровать, тумбочка, правда, еще и окно. Туалет и душ на этаже. Туда я старался вообще не заглядывать и пользовался туалетом в лучшем корпусе.

Насколько контролировалось то, чем ты занимался в монастыре?

Для начала расскажу, кто там жил. Во-первых, монахи. Во-вторых, в нашем братском корпусе жили труженики. Это были люди, которым чаще всего не было куда пойти. Они выполняли какую-то работу в монастыре и за это могли находиться там. У монахов есть свой график, который они выполняют, — службы и прочее. А таких как я, по сути, никто и не контролировал.

Опиши, каким был твой день.

В 6 утра начинались утренние молитвы, затем в 7 — первые службы. Так как учеба в университете у меня стартовала в 8 утра, то я приходил на кухню поесть. Вообще-то так делать было нельзя, но я же жил в одной келье с заведующим кухни. После учебы я возвращался назад, в семь вечера начиналась вечерняя служба, после нее ужин, а затем я делал какие-то домашние задания или общался и ложился спать в десять. В Великий пост мы еще в 12 ночи ходили на службу молиться.

Чего тебе не хватало, когда ты находился там?

Еды нормальной. Еда там — особое дерьмо. Очень много жертвуют масла, потому все в этом масле и плавает. Желудок посадить там можно было с легкостью. Я приходил на кухню и просил мне дать обычной капусты. Ну и во время учебы старался питаться нормально. Перед Великим постом нужно же еще как следует заговеться. И вот как-то я прихожу на кухню, смотрю: сосиски варятся в кастрюле. Приглядываюсь, а это они в масле кипят!

Еще на этот период припало развитие моей модельной карьеры. Приходилось говорить в храме, что хожу на английский, а сам посещал модельные курсы. Плюс раз в две недели у меня был показ в большом ТРЦ, куда меня отвозила мама. Но в монастыре мне никто не задавал вопросов, зная, что этот день я провожу с ней.

Но ты же врал, получается!

Ну и что?

Как-то это не сходится с желанием смиряться.

Слушай, мне ж было всего 17 лет.

Что для тебя стало самым большим открытием в монастыре?

Ты знаешь, что есть белое и черное духовенство? К белому духовенству относятся священники, которые не дают монашеских обетов. Им разрешено иметь семью и детей. А черные — монахи — дают обет безбрачия. И в монастырях живут же как раз вторые, они-то и выстраивают большие карьеры. Так вот удивило меня больше всего то, сколько было геев в монастыре. Хотя были и те, кто любит женщин, но их очень мало. Можно было застукать, как кто-то из монахов занимался сексом друг с другом.

Еще за те полгода много чего видел: и "белых горячек", и как кто-то пытался покончить с собой…

Ты же не стал гомофобом после всей этой истории?

Нет. Гомофобом не стал.

Я стал священникофобом.

Дело ж не в сексуальной ориентации. Дело в растлении, потому что я был не единственный мальчик такого возраста, к которому приставали. Были и младше.

Как это происходило?

Могли спросить, можно ли потрогать "там", попытаться поцеловать. Но я говорил, что это не моя история, собственно, поэтому у меня и произошел конфликт с архимандритом. Могу сказать, что это не уникальная история конкретно того монастыря. К нам же приезжали из других мест, и так происходит везде.

Знакомый пономарь рассказывал мне, как один из священников пытался к нему приставать, спрашивал размеры члена. Он был в шоке, разочаровался в монастыре, но в боге, кажется, нет.

Почему ты не ушел сразу?

Я знал этих людей с 15-ти лет. Я воспринимал все, что происходит, как должное. Ты когда живешь в таких обстоятельствах, ты видишь все по-другому. Критическое мышление еще не настолько развито, чтобы задать себе вопрос: а что вообще творится?

Резкое осознание происходящего пришло ко мне, когда я ушел оттуда. Помню, когда смотрел фильм Spotlight ("В центре внимания" — фильм-лауреат премии "Оскар" основан на реальных событиях, связанных со скандалом вокруг сексуальных домогательств в католической церкви, произошедшим в Бостоне, — прим.), я плакал. Потому что все это было со мной. Но тогда я не понимал, что кому-то могу рассказать обо всем. Ни маме, ни сестре. Позже — да, но не тогда.

Что стало самым большим разочарованием после полугода жизни в монастыре?

Что я был там так долго. Нет, пойми, были и смешные моменты, и веселье. Самый дорогой алкоголь, который я пил в своей жизни, пробовал именно в монастыре.

В моем понимании монах принимает целибат и отказывается от любых мыслей о сексе, неважно с кем, он отказывается от любых желаний — чревоугодия, алкоголя и т.д.

Никто ни от чего не отказывается. Разве что старцы. Это дедушки, которым по 70-80 лет, и они приходят в монастырь после 60-ти, когда уже за плечами и семья, и дети, и внуки. Вот они реально ведут себя очень аскетично. Еще главный духовник монастыря был суперправильным и верующим. Он даже на Иисуса был похож. Я ходил к нему исповедоваться. А так там очень любили и айфоны, и дорогие машины, и посплетничать.

Самые низменные сплетни, которые мне доводилось слышать, были именно монастырские.

И вот, как я сейчас понимаю, у них было некое раздвоение. Как священники, как профессионалы они там все крутые. Нужно соблюдать строгий пост? Ок, они будут его соблюдать четенько. Нужно 15 часов молиться? Ок, они будут 15 часов молиться. А остальные часы — долбиться! При этом мы тут все, люди в обычной жизни, — грешники.

Это такое лицемерие! Ты жалеешь, что у тебя был такой опыт?

Нет. Это уникальный опыт. Иногда, оглядываясь назад, думаю о том, как скучно я жил прошлый год, к примеру. Хотя я понимаю, что я так и не смирялся в монастыре.

То есть опыт, который ты хотел получить, ты так и не получил?

Я получил тот опыт, который был мне нужен.

Какие у тебя теперь отношения с богом?

Я до сих пор прихожу в тот храм. И со многими священниками по-дружески старался общаться после. Что касается отношений с богом, я в него не верю. И думаю, мой опыт жизни в монастыре отразился на моем восприятии в том числе. Плюс со временем поумнел, стал задавать вопросы, анализировать. Религии придуманы людьми. Есть ли бог? Не знаю. Я называю это жизнь. Ситуация. Есть нечто, что смеется над нами. И я знаю, что все происходит так, как надо, но ты должен стараться.

Почему ты не молчишь и рассказываешь мне свою историю сегодня?

Я хочу, чтобы люди знали о том, что проблема растления мальчиков есть и у нас. И если ваши дети ходят пономарями или просто в воскресную школу, будьте внимательны ко всему происходящему. Спрашивайте их, чем они занимаются там. Потому что, по своему опыту, я понимаю, что тебе может казаться: так все и должно быть, так правильно. И когда ты слышишь фразу "можно потрогать?", ты никак на нее не реагируешь, потому что у тебя вагон уважения к человеку, произносящему эти слова.

Беседовала Таня Касьян. Иллюстрации Алины Борисовой

Читайте также: О чем молчат сексоголики